Обретение и потеря веры — тема беседы с диаконом Андреем Кураевым
Отец Андрей, что бы Вы сказали девушке или молодому человеку, которые хотят найти путь в жизни, путь к Богу и не знают, какую принять религию? Почему бы Вы посоветовали именно Православие? Что есть такое в Православии, чего больше нет нигде, ни в одной религии?
— Мне кажется, очень важно понять, что религия — это не то, что мы делаем для Бога, а то, что Бог делает для нас. Религия — это совершенно безнадёжное предприятие, если оно только человеческое, потому что, как написано в книге Иова: “Можешь ли исследованием найти Бога?” (гл.11, ст.7). Действительно, Бога человек найти не может, потому что человек живёт в мире, а Бог надмирен. Поэтому, как бы тщательно мы ни обыскивали мирозданье, Бога мы здесь не найдём. Тогда возникает вопрос: “Что же делать?” С одной стороны, люди, начинающие мыслить на религиозные темы, понимают, что Бог радикально отличен от нашего мира, от наших слов, от нашего ума. Найти Его мы не можем, но, с другой стороны, сердце требует, ищет. Как же из этого противоречия выйти? Мне кажется, выход здесь может быть только один: то, что невозможно человеку, возможно Богу. Да, человек найти Бога не может, но дело в том, что религия не ограничивается действиями людей, религия рассказывает о том, как Бог ищет человека. Это и есть основное повествование библейской истории. Тогда как языческие религии говорят о том, как люди пытались найти Бога, свидетельство Библии совершенно о другом — о том, как Бог выходит на поиски человека, начиная с гласа, который Господь обращает к Адаму согрешившему: “Адам, где ты?” — и кончая последней библейской книгой Откровение, где Христос говорит: се стою у двери и стучу, и к отворящему Мне войду и вечерять с ним буду. А раз мы осознали, что должны быть найдёнышами, мы должны расслышать стук Бога в нашу душу. Господь должен к нам постучаться, а не мы должны врываться в Его обитель. И тогда возникает вопрос: как Бог ищет нас? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно учесть ещё одно обстоятельство: история началась не с меня. Я не первый человек, который живёт на земле, и не первый человек, который вышел на поиски Бога. А если я не первый, это значит, что подобного рода опыт исканий был уже у многих других людей, и, очевидно, он был более успешен, чем мой. Значит, нужно прислушаться к их опыту, голосу прошедших поколений. Если Бог открывается человеку, это значит, что у Него есть любовь к этому самому человеку. А если Бог любит человека, это значит, что он любит не просто и не только меня — он любит и остальных людей, в том числе и тех, которые жили до меня. Следовательно, я не должен ждать, пока Господь откроется лично мне, а должен обратить внимание на опыт прошлых лет. Очевидно, если Господь есть любовь, относящийся с любовью к людям совершенно разных эпох, значит, Он открывался им. Поэтому я должен в истории людей поискать следы, где Господь прикасался к миру человека. Я бы ещё посоветовал вспомнить одну детскую историю (мне кажется, для христианина не зазорно цитировать сказки и иногда по-детски мыслить, потому что Основатель нашей веры сказал: “Если не будете, как дети, не войдёте в Царствие Небесное” (Мф.18, 3)). Так вот, я позволю себе напомнить дивные слова, которые сказал Винни-Пух. Однажды Пятачок подошел к Винни-Пуху и попросил его сочинить вопилку на день рожденья ослика Иа-Иа, а Винни-Пух ответил: “Видишь ли, Пятачок, это не так-то просто, потому что поэзия — это не такая вещь, которую ты идёшь и находишь, а поэзия — это такая вещь, которая находит на тебя, и единственное, что ты можешь сделать, — это пойти и встать в такое место, где тебя могут найти”. Вот это одно из самых замечательных определений откровения (откровения художественного, конечно). Суть религиозного поиска — найти такое место на земле, где Небо открывает себя землянам. Поэтому нужно рассматривать религии с позиции: какая из них несёт в себе большую весть о проявлении Божественной любви к нам? Если мы сравним, скажем, ислам и христианство, будет понятно, какая из этих религий несёт в себе большую весть о том, что Бог есть любовь: ислам, с точки зрения которого Бог бесконечно недосягаем от мира и ревностно хранит Свою недостижимость, “прячется в облаках”, не приходит к людям, — или же христианство, которое утверждает, что Бог по Своей любви не просто Сам стал человеком, но и был распят ради вашего спасения.
— Что происходит с душой человека, когда он, познав Бога, от Него отворачивается?
В душе человека, отвергнувшегося от Христа, начинается распад. По этому поводу ещё древние греки говорили, что кого боги хотят покарать, того они лишают разума. Вы знаете, я воспитан в атеистической среде, учился в университете на кафедре научного атеизма. Журнал “Наука и религия” был моим профессиональным журналом, который я прочитывал от корки до корки. Поэтому все атеистические аргументы, нападки на Библию я знаю. Тем страшнее мне читать статью бывшего священника Вячеслава Полосина, который повторяет эти примитивнейшие аргументы всех антицерковных сект и атеистов 50 – 60-х годов, с тем же уровнем невежества, с тем же уровнем агрессивности, с тем же желанием найти пятнышко на солнце или соринку на сияющей люстре. Одно дело, когда это говорит атеист, который никогда ничего не знал, не испытал, не пережил, и другое дело, когда это говорит бывший священник,— ведь он же знает, что в Церкви есть ответы на все эти его упреки. Знает. И если он, тем не менее, не обращает на это внимания, повторяя эти выпады, это означает, что что-то очень печальное произошло с его умом, а главное — с совестью.
— Вы не допускаете, что это может происходить из-за сребролюбия или из-за чего-то подобного? И тогда он может приводить эти аргументы, чтобы хоть как-то оправдать себя.
— Отец Алексий Мечёв говорил, что ум — это только рабочая лошадка у сердца. Я в своей жизни крайне редко встречал настоящих атеистов, к которым я, между прочим, отношусь с большим уважением, — если у человека действительно интеллектуально честные сомнения, интеллектуально честное неприятие и непонимание нашей веры. Но таких людей я встречал крайне мало. Большинство людей, живущих вне Православной Церкви, с которыми мне приходилось вступать в диспут, просто разнообразными аргументами прикрывают свои страсти. Если всмотреться в их души, поговорить с ними, видно, что на самом деле не разум, а какая-то страсть мешает им. Я только однажды встретил человека, который честно мни сказал о том, что мешает ему прийти в Церковь. Когда с этим юношей, учившимся на философском факультете, всё уже выяснилось в плане теоретическом, он мне всё-таки говорит: “Всё равно я в Церковь не пойду, мне женщины слишком нравятся”. Это был юноша несказанной красоты, в общем-то, было понятно, что эротический опыт ему интересен. Затем, кстати говоря, он оказался очень честным человеком, потому что, когда он повзрослел, окончил университет и женился, после этого он крестился и пришел в Церковь. А большинство людей просто притворяется, что у них есть какие-то интеллектуальные претензии к христианству. В этой связи не могу не вспомнить строчки из стихотворения Иосифа Бродского, которые звучат так:
Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.
Есть разница меж них. И есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье – слепота, а чаще – свинство
Последняя строчка абсолютно справедлива. Ведь когда начинаешь разбираться, почему человек отошёл от веры, оказывается, что сначала на него действует какая-то страсть, жажда послаблений для себя в церковной жизни. Жажда славы или какого-то сугубого уважения к себе в Церкви. Именно с этого всё и начинается: человек любит в Церкви себя, а не Христа. Мне кажется, с Полосиным приключилось что-то из этой области. Он включился в политику, ушёл в Думу. Простой священник стал большим мирским начальником, который может позвонить лично Патриарху. Для него его епископ уже никак не указ. Наоборот, епископы к нему обращаются, чтобы решить какие-то проблемы на местах с помощью парламента. И вот это произвело некий переворот.
— В сознании?
— Сначала в подсознании, а потом и в сознании. Потом была решающая точка выбора, когда в 93-м году был разогнан Верховный Совет. У Вячеслава Полосина, тогда ещё священника, была возможность вернуться к священническому кресту и давать людям самое главное — святыню причастия; разговаривать с людьми о самом главном — не о сектах, не о политике, не о грехах чьих-то — о Боге говорить, о Христе. Он предпочёл стать просто чиновником в Думе. Все остальные его действия — это был поиск (сначала подсознательный, потом сознательный) такой философской системы, через которую можно себя оправдать.
— Возможен или нет диалог между религиями, а может, он необходим?
— Диалог между религиями, конечно же, возможен и необходим. Можно обсуждать светские проблемы, проблемы помощи людям, помощи в улаживании каких-то конфликтов. Возможен и собственно религиозный диалог, который будет касаться устранения взаимных недоразумений. Потому что в каждой из религиозных групп бродят свои мифы о соседях. В нашем сознании есть какие-то задиристые представления о мусульманах, у мусульман есть свои, не вполне корректные, представления о нас. Конечно, можно встретиться и поговорить. Это не означает, что в ходе этого диалога все проблемы будут устранены, но будет разделено, где мифы, а где есть серьёзные различия между нашими традициями, говорить о которых не имеет смысла. Настолько глубоко это затрагивает религиозные чувства верующих, что лучше некоторые вопросы окружить молчанием. Но, заметьте, есть особый случай во взаимоотношениях между исламом и христианством. Эти отношения похожи на наши взаимоотношения с теософами. С христианской точки зрения ислам — это, в общем-то, ложная религия. Но именно потому, что мы называем её ложной, мы ставим некий заборчик между нами. И говорим: “Мы живём здесь, вы живёте там, и мы вас не трогаем”. Когда граница ясна, пусть даже между соседями не очень дружественные отношения, ссоры нет: каждый копается в своём огородике. Пускай наши соседи возделывают свой огород совсем не той лопатой, какой полагается, используют неправильные удобрения и у них картошка вся сгниёт — это уже их проблемы. Мы им уже однажды посоветовали, как надо поступать, они нас послали подальше. Ладно. Вы только со своими химикатами не лезьте на наш огород. Но совершенно другое дело, когда этого заборчика нет, когда другая традиция считает, что наша земля — это тоже её собственность (я не имею в виду землю гражданскую, государственную, речь идёт о земле духовной). Так вот, проблема состоит в том, что ислам не считает христианство другой религией. Ислам признаёт (и Полосин это подчёркивает) и Иисуса Христа, и Богородицу, и именно это создаёт угрозу очень серьёзного конфликта. Ведь получается, что наши святыни мусульмане берут себе и перетолковывают. Этот момент будет порождать между нами конфликтность, а не мирный диалог. Любой диалог упрётся в это, если они будут использовать наши традиции для борьбы с нами же. Если бы Рерихи проповедовали просто буддизм или каббалистику, не вмешиваясь в Православие, — пожалуйста: у нас свобода совести, будьте буддистами и каббалистами. Но последователи Рерихов называют себя православными христианами. Из Церкви они уходить не хотят, при этом пытаются её изнутри мутировать. Приходится их выставлять — до тех пор, пока не покаетесь, вы не можете участвовать в наших Таинствах. Нечто подобное происходит и с исламом. Ислам пытается дать свою интерпретацию Библии, истории христианства — совершенно другую, далекую от Православия. Это и создает внутренние сложности. Пример Полосина показывает, до какой степени несерьёзны его претензии к христианству. У меня в руках его статья для мусульманской газеты, в которой он заявляет: “В латинское издание Библии, послание апостола Павла, чья-то дерзостная рука в XVI веке вписала новый стих: “…Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и сии Три суть едино”, неужели эту фразу христиане тоже считают откровением?” Если уж ты берёшься говорить, то хоть немножко изучи текстологию Нового Завета. Действительно, во многих древнейших рукописях вплоть до XVI века эта фраза не встречается. Но Ориген и Киприан Карфагенский цитируют эту фразу уже в III веке. Можно говорить, что в дошедших до нас рукописях эта фраза отсутствовала, в других её не было. Но очень ошибочно говорить, что этой фразы не было вплоть до XVI века.
— Это ошибка по невежеству, как Вы считаете?
— Если бы это сказал мулла, я бы ему ответил: “Давайте будем чуть-чуть поосторожнее. Прежде чем вторгаться в историю чужой религии, немножко её сначала изучите”. Но когда речь идет о человеке, имеющем богословское образование, приходится говорить о сознательной фальсификации.
— Для чего ему это нужно?
— Любой отреченец старается максимально унизить ту традицию, от которой он отошёл.
— Чтобы возвысить себя?
— Чтобы оправдать свой поступок. Дескать, видите, сколько там было грязи, а я их обличил. Теперь у меня десять чемоданов компромата.
— Полигамные браки действительно были нормой для нашей традиции? Правда ли, что даже в Новом и Ветхом Заветах есть ссылки, подтверждающие этот тезис?
— Даже многожёнство Соломона не благословляется Богом. Оно терпится, но не благословляется. А уж нормой оно никак не является. Мы нигде не видим из источников иудейской истории эпохи рубежа Заветов, чтобы в Израиле существовал институт многожёнства. Покажите мне, пожалуйста, у Иосифа Флавия странички, описывающие это явление. Христианские источники осуждают разврат. “Епископ да будет одной жены муж” — такая фраза в Новом Завете есть. Но делать из этого вывод, что все остальные (не епископы) могут иметь по две-три жены, допустимо только на семинаристском КВНе (если бы такой был). Особенно, если мы вспомним, что слова Иисуса Христа запрещают после развода вступать в повторный брак. Если человек избрал другой путь, пускай защищает многожёнство, это уже его проблема, и отвечать за это перед Богом он будет сам. Но зачем же заявлять, что христианство учит тому же самому? Будем честны, только и всего. Христианство не обязано учить тому же, чему учит ислам.
— Мне бы хотелось обратить внимание на описание рая в Коране, которое производит довольно похотливое впечатление.
—Я бы не стал это ставить в упрёк исламу, поскольку убеждён, что в исламе существует два прочтения этого текста. Один для просто мусульман, а другой — для людей с большим мистическим вкусом. Если говорить о самом примитивном уровне прочтения этого коранического сюжета о гуриях, утешающих праведников и павших воинов ислама в раю, можно обнаружить существенное различие между христианством и исламом. То, что по этому поводу мы читаем в исламе, — это обычная человеческая мечта. Многие языческие религии мечтали о чём-то подобном. Жизнь загробная представлялась им продолжением жизни земной, в которой есть все радости этого мира минус комары. Здесь прослеживается мечта о потерянном Эдемском саде: когда-то здесь, на земле, был Эдемский сад, там было вечное лето, земля всё время плодоносила, всегда было тепло и всё было прекрасно. Так вот, языческие религии хранят смутную память об этом Эдеме и мечтают туда вернуться. А перед христианами поставлена задача гораздо более дерзновенная. Иоанн Златоуст подчёркивает, что во Христе мы обретаем больше, чем потеряли в Адаме. Задача христиан — вернуться не в Эдемский сад, а попасть в Царствие Божие. Поэтому радость, которая ждёт христианина, — это не радость вечного лета, а радость созерцания Бога, радость обожения.
В заключение хочу сказать, что в общем-то я рад, что Полосин ушёл из Церкви. Ушёл от нас человек, который, по его собственным словам, пришёл в неё не ради Христа, а ради оппонирования советской власти. Я рад, что Полосни совершил честный поступок. Мне только хотелось бы, чтобы и некоторые другие наши священники последовали его примеру и привели свою конфессиональную принадлежность в соответствие со своими убеждениями, открыто перейдя в столь любезное их сердцу католичество или протестантство…
Беседовала В. СКЛЯРОВА
(газета “Православная Москва” – № 35 (209) декабрь ’99 г.).